Стихотворения

Михаил Лермонтов



УТЕС
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.
1841

Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов.
Москва: Художественная литература, 1988.

* * * ("Радость - что сахар") М.Цветаева

x x x

Радость - что сахар,
Нету - и охаешь,
А завелся как -
Через часочек:
Сладко, да тошно!

Горе ты горе, - соленое море!
Ты и накормишь,
Ты и напоишь,
Ты и закружишь,
Ты и отслужишь!

9 ноября 1918

ДРАКОН

Багрово рдеют в глубине
Пещеры огненные очи,
Рождён в бездымном ты огне,
Любимый сын Владыки Ночи.

Дракон, хозяин облаков,
Броней чешуйчатою скован,
Я остротой твоих клыков
Нет, не испуган - очарован.

Невзрачны пусть твои палаты
Под тёмной глыбой мрачных скал.
Презрев безжизненное злато,
Ты Силу с Мудростью сковал.

Тебе не нужно адаманта
Игры и чистоты сапфира.
Иным ты одарён талантом:
Хранить надежду в сердце мира.

ПЕРУН

Светлый Бог с небес спустился,
Распростёр могучи длани.
Он с врагами храбро бился,
Грозен был на поле брани.

В шуйце тяжкий щит сверкает,
Во деснице острый меч;
Золото волос стекает
По отвесным скалам плеч.

Бог явился быть судьёю,
Губы всё слова шептали:
"Кровью род людской умою!",
Очи грозные сверкали.

Мор, чума, землетряснье -
Зрит Господь суровым оком;
Войны, голод, наводненье:
В землю меч вонзён глубоко...

У меча на рукояти
Вязью вековечных рун
Выбито - страшитесь, тати! -
Имя грозное Перун.
---
мое©

Ну, это к тому празднику, который был.
Давид Самойлов.
СОРОКОВЫЕ

Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку...
А это я на полустанке,
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, веселый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю.
И пайку надвое ломаю,
И все на свете понимаю.
Как это было! Как совпало --
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые!..
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
* * *

Умер Вознесенский.
Для меня он пришел одновременно с Евтушенко. Со временем, путеводителем стал Евтушенко, а Вознесенский - воз несущим.
О двух поэтах современности можно долго говорить и спорить, но мы повторить их не сможем, как в рифме, так и в гражданской (Евтушенко) позиции. Не только в гражданской позиции, а в гражданском мужестве.

Ниже приведу некоторые стихи, вызывающие переполох души.

ОРЕЛ (А.Яшин)
Из-за утеса,
Как из-за угла,
Почти в упор ударили в орла.

А он спокойно свой покинул камень,
Не оглянувшись даже на стрелка,
И, как всегда, широкими кругами,
Не торопясь, ушел за облака.

Быть может, дробь совсем мелка была
Для перепелок, а не для орла?
Иль задрожала у стрелка рука
И покачнулся ствол дробовика?

Нет, ни дробинки не скользнуло мимо,
А сердце и орлиное ранимо...
Орел упал,
Но средь далеких скал,
Чтоб враг не видел,
Не торжествовал.
1956

(Семен Надсон 1886г.)
Не говорите мне: "он умер",- он живет,
Пусть жертвенник разбит,- огонь еще пылает.
Пусть роза сорвана,- она еще цветет,
Путь арфа сломана,- аккорд еще рыдает!..


(Плач по брату. Е.Евтушенко)
С кровью из клюва,
тёпел и липок,
шеей мотая по краю ведра,
в лодке качается гусь,
будто слиток
чуть черноватого серебра.
Двое летели они вдоль Вилюя.
Первый уложен был влёт,
а другой,
низко летя,
головою рискуя,
кружит над лодкой,
кричит над тайгой:
«Сизый мой брат,
появились мы в мире,
громко свою скорлупу проломя,
но по утрам
тебя первым кормили
мать и отец, а могли бы — меня.
Сизый мой брат,
ты был чуточку синий,
небо похожестью дерзкой дразня.
Я был темней,
и любили гусыни
больше — тебя,
а могли бы — меня.
Сизый мой брат,
возвращаться не труся,
мы улетали с тобой за моря,
но обступали заморские гуси,
первым — тебя,
а могли бы — меня.
Сизый мой брат,
мы и биты и гнуты,
вместе нас ливни хлестали хлестьмя,
только сходила вода почему-то
легче с тебя,
а могла бы — с меня.
Сизый мой брат,
истрепали мы перья.
Люди съедят нас двоих у огня
не потому ль,
что стремленье быть первым
ело тебя,
пожирало меня?
Сизый мой брат,
мы клевались полжизни,
братства, и крыльев, и душ не ценя.
Разве нельзя было нам положиться:
мне — на тебя,
а тебе — на меня?
Сизый мой брат,
я прошу хоть дробины,
зависть мою запоздало кляня,
но в наказанье мне люди убили
первым — тебя, а могли бы —
меня...»
1974

День рождения М.Ц. сегодня.

Марина Цветаева

* * *
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916

Марина Цветаева

* * *
Два солнца стынут,- о Господи, пощади!-
Одно - на небе, другое - в моей груди.

Как эти солнца,- прощу ли себе сама?-
Как эти солнца сводили меня с ума!

И оба стынут - не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.

Шарль Бодлер

Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла!
Чтоб зубы упражнять и в деле быть искусной -
Съедать по сердцу в день - таков девиз твой гнусный.
Зазывные глаза горят, как бар ночной,
Как факелы в руках у черни площадной,
В заемной прелести ища пути к победам,
Но им прямой закон их красоты неведом.

Бездушный инструмент, сосущий кровь вампир,
Ты исцеляешь нас, но как ты губишь мир!
Куда ты прячешь стыд, пытаясь в позах разных
Пред зеркалами скрыть ущерб в своих соблазнах
Как не бледнеешь ты перед размахом зла,
С каким, горда собой, на землю ты пришла,
Чтоб темный замысел могла вершить Природа
Тобою, женщина, позор людского рода, -
Тобой, животное! - над гением глумясь.
Величье низкое, божественная грязь!

Анна Ахматова

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.

Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.

Владимир Маяковский

Дым табачный воздух выел. Комната - глава в крученыховском аде.
Вспомни - за этим окном впервые руки твои исступленно гладил.
Сегодня сидим вот, сердце в железе. День еще - выгонишь, можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет сломаная дрожью рука в рукав.

Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась.
Не надо этого, дорогая, хорошая, давай простимся сейчас.
Все равно любовь моя - тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят - он уйдет, разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон - царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял,
А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег,
И суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

Николай Гумилев

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

Ф.Г. Лорка:

Песня о маленькой смерти


Мшистых лун неживая равнина
и ушедшей под землю крови.
Равнина крови старинной.

Свет вчерашний и свет грядущий.
Тонких трав неживое небо.
Свет и мрак, над песком встающий.

В лунном мареве смерть я встретил.
Неживая земная равнина.
Очертанья маленькой смерти.

На высокой кровле собака.
И рукою левою косо
пересек я сухих цветов
прерывистые утесы.

Над собором из пепла - ветер.
Свет и мрак, над песком встающий.
Очертанья маленькой смерти.

Смерть и я - на виду у смерти.
Человек одинокий, и рядом
очертанья маленькой смерти.

И луны неживая равнина.
И колеблется снег и стонет
за дверьми, в тишине пустынной.

Человек - и что же? Все это:
человек одинокий, и рядом
смерть. Равнина. Дыханье света.

Тит Нат Хан

Хорошие новости
Они не печатают
Хороших новостей
Хорошие новости
Печатаем мы
Каждое мгновение выходит новый выпуск
И все что нужно — это просто его прочесть.
Хорошая новость — это то, что ты жив
И что липы выжили после тяжелой зимы.
Хорошая новость — это то, что у тебя прекрасные глаза,
И в них отражается голубое небо.

Хорошая новость, это то что твой ребенок рядом
И что у тебя есть руки,
Чтобы обнять его
Они пишут только о страхе и страданиях.
Но в наших специальных выпусках
Только то, что действительно хорошо.

Одуванчик растет рядом с тротуаром.
Улыбаясь своей прекрасной улыбкой,
Он поет песню бессмертия.
Слушай! Ты можешь услышать ее.
Поклонись.
Прислушайся...
Чтобы подняться над суетой и страданием
Чтобы почувствовать себя свободным.
И последняя хорошая новость:
Это то, что ты можешь сделать это.


Называйте меня моими истинными именами

Не говори, что я уйду завтра -
Даже сегодня я все еще прихожу.

Посмотри: каждую секунду я прихожу,
Чтобы стать почкой на весенней ветке,
Чтобы стать маленьким птенцом с только что оперившимися крыльями
И учиться петь в моем новом гнезде,
Чтобы стать гусеницей в центре цветка,
Чтобы стать изумрудом, спрятанным среди камней.

Я прихожу чтобы смеяться и плакать,
Чтобы страдать и надеяться.
Ритм моего сердца — это рождение и смерть
Всего живого.


Я — стрекоза,
Сверкающая над водой.
И я — птица,
Падающая вниз, чтобы схватить ее.


Я — лягушка,
Резвящаяся в прозрачном пруду
И я — водяная змея,
Подстерегающая ее в траве.


Я — истощенный ребенок из Уганды,
Мои ноги похожи на бамбуковые палки.
И я — торговец оружием,
Посылающий в Уганду смерть.
Я — двенадцатилетняя девочка,
Беженка на маленькой лодке,
Которая бросилась в океан,
После того, как ее изнасиловал пират.
И я — пират, чье сердце все еще неспособно
Видеть и любить.
Я — член политбюро
и в моих руках огромная власть.
И я политзаключенный,
Медленно умирающий в трудовом лагере.
Моя радость словно весна — так тепла,
Что на всей Земле распускаются цветы.
Моя боль словно река слез — так велика,
Что может переполнить четыре океана.
Пожалуйста, называйте меня моими истинными именами,
И я смогу услышать свой смех и свой стон
В едином звуке,
И я смогу увидеть, что моя радость и моя боль едины.
Пожалуйста, называйте меня моими истинными именами,
И я смогу пробудиться
И откроются двери моего сердца...
Двери сострадания.

"Послание"
Жизнь оставила следы на моем лице.
Но сегодня утром я снова почувствовал себя ребенком.
Я улыбался, глядя на цветы и листья деревьев,
И улыбка смыла следы времени с моего лица,
Как дожди смывают следы с песчаного пляжа.
И цикл рождения и смерти начинается снова.

Я шел по колючкам, но ступал мягко, словно иду среди цветов.
Я шел с высоко поднятой головой.
И стихи расцветали среди звуков рвущихся бомб.
Мои вчерашние слезы превратились в дождь,
И он принес мне покой, мягко стуча по крыше.
Страна моего детства зовет меня.
И дожди смывают мое отчаяние.

Я все еще здесь, я жив и могу тихо улыбаться.
И прекрасные плоды зреют на древе страдания.
Когда не стало моего брата,
Я шел в сумерках через рисовое поле.
Земля сохранит тебя в своих руках, мой любимый брат.
И завтра ты возродишься цветами,
Теми, что тихо улыбаются на утреннем поле.
И никто больше не увидит твоих слез, мой любимый брат.
Твоя ночь осталась позади.

Этим утром
Я стоял на коленях на траве.
И почувствовал твое присутствие.
Цветы, несущие волшебную улыбку невыразимого
Говорили со мной в тишине.
И я услышал
Их голос -
Голос любви
И понимания.

Перевод М. Щербакова

Позвольте мне в тему осени вставить свое давнешнее еще из первого сборника, и одно из последних. Конечно же, посвященные женщине.

Холодно... очень холодно,-
ну и что...
Я влетаю в осеннее золото,-
в торжество...
Со звенящей, ершистой листвой -
снизошла.
Ты верни мне забытый покой,
чуть дыша.
Отлетел, отсмеялся наш год -
не сдержал,
Тот надкусанный, вызревшй плод,
что упал...
Словно голыми ветками
по лицу,
Я случайности ветхие
понесу.
Ох, на чьи в эту осень следы,
на беду,
Я по звону ершистой листвы -
набреду...

октябрь 1986


БЕРЕЗА

Последний лист срывает ветер,
сгоняет тучи в дождик,-
в октябрьский холодный вечер
бежит навстречу зонтик.

Бегут навстречу туфельки
и волос ароматный,-
ласкают нежно рученьки,
целуют губы мятные.

Обнимет шею крепкую,
щека к щеке прижмется
ко мне послушной веткою -
комнатной привьется.

Расти береза стройная
с могучим клёном вместе,
судьбою не привольною,
что выпала невесте.

Пусть по весне долота
тебя все обойдут,-
из набранного сока -
сироп кленовый жмут.

Цвети одна пугливо
под белою корой
и поминай ревниво
того, кто был с тобой.

май 2010

Владислав Ходасевич
* * *
Вокруг меня кольцо сжимается,
Неслышно подползает сон...
О, как печально улыбается,
Скрываясь в занавесях, он!
Как заунывно заливается
В трубе промерзлой - ветра вой!
Вокруг меня кольцо сжимается,
Вокруг меня Тоска сплетается
Моей короной роковой.
* * *
ПОПЛАВСКИЙ
Кто знает? Никто здесь не знает.
Кто слышит? Никто там не слышит.
Ничего не бывает
Все забывают
Сладко зевают
Медленно дышат
Тихо, как рак задом во мрак,
Пятится счастье в звездных мирах
Солнце тоскует
Блестит весна
Мы не проснемся навек от сна
* * *
Пастернак
Я кончился, а ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу.
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева
Со всею далью беспредельной,
Как парусников кузова
На глади бухты корабельной.
И это не из удальства
Или из ярости бесцельной,
А чтоб в тоске найти слова
Тебе для песни колыбельной.

* * *
АДАМОВИЧ

Всю ночь слова перебираю,
Найти ни слова не могу,
В изнеможеньи засыпаю
И вижу реку всю в снегу,
Весь город наш, навек единый,
Край неба бледно - райски - синий,
И на деревьях райский иней...

Друзья! Слабеет в сердце свет,
А к Петербургу рифмы нет.


БАБОЧКА
Я тебя с ладони сдуну,
Чтоб не повредить пыльцу.
Улетай за эту дюну.
Лето близится к концу.

Над цветами по полянам,
Над стеною камыша
Поживи своим обманом,
Мятлик, бабочка, душа.

Леонид Губанов

ПЕРИСТЫЙ ПЕРСТЕНЬ

Этой осенью голою,
где хотите, в лесу ли, в подвале,
разменяйте мне голову,
чтобы дорого не давали.

И пробейте в спине мне,
как в копилке, глухое отверстие,
чтоб туда зазвенели
ваши взгляды и взгляды ответственные.

За глаза покупаю
книжки самые длинные.
Баба будет любая,
пару черных подкину ей.

За таки очень ласковое
шефу с рожею каменной
я с презреньем выбрасываю
голубые да карие.

Ах, копилушка-спинушка,
самобранная скатерть,
мне с серебряной выдержкой
лет пяти еще хватит.

За глаза ли зеленые
бью зеленые рюмки,
а на сердце влюбленные
все в слезах от разлуки.

Чтоб не сдохнуть мне с голоду,
еще раз повторяю,
разменяйте мне голову,
или зря потеряю!

Пробовал провоцировать здесь любителей поэзии на собственные сочинения, но наблюдается, практически, цитирование состоявшихся и известных поэтов. Жаль, наверняка кто-то рифмует, но стесняется выкладывать.
Мне довелось в жизни столкнуться и с Союзом писателей СССР, и с известными поэтами, и малоизвестными и вообще неизвестными, распространяющими свой самиздат прямо на улицах разных городов. Кто не принимал и не понимал, от кого уходил сам, у кого покупал, с кем и дружил.
Несколько лет назад проникся уважением к творчеству замечательного человека И.И.Ковалева (бывший директор НИИТЕХНОПРИБОР). Удивился его простому и мудрому решению, издавать свои сборники и не окупать их в книжных магазинах, а раздаривать друзьям и знакомым.
К собственному стыду, только недавно открыл для себя Волошина. Глыба! Глыбище! Съездил специально в Коктебель к его дому и могиле на высокой горе. У каменного "дивана" перед надгробием кучи окурков, на самом красном граните - тетрадные листы стихоплетства, веники засохшие, булыжники с надписями типа: -пошли мне хорошего мужа..., дай мне счастья... и пр. пр. Пришлось полностью очистить от этого хлама надгробие и открыть взору надписи дат поэта и его жены, многим пережившей мужа. Эту бы традицию -приносить к могиле камни - да заменить подносом водички для поливки остатков некогда растущего дерева. Про хиппи (особенно) и нудистов у подножия, загадивших окрест мусором и отходами, говорить больно. Результат выкорчевывания истории и культуры из нашего народа налицо.
Конечно привез из Коктебеля и свои стихи, но это в другой раз под настроение, если кто-то здесь не пнет в гриву своими. А пока вот это без окончательного редактирования:

ВЕНКИ У ДОРОГ

Венки у дорог стоят и лежат,
венки у дорог скорбно молчат,
как судьбы прервавшие боги,
на чьей-то последней дороге.

Здесь - камень в стекло,
здесь - крутой поворот,
здесь - солнце в лицо,
здесь - пробитый каток,-

здесь за мгновенье до смерти,
до ленточки, до финала -
секунды расставили вехи
следами венков пьедестала.

Надломанный крест на траве,
у камня - покрышка с букетом,
простая скамеечка на моросе,
пустующая под ветром.

Ржавеет в кустах смятый кузов -
дорожный приют воронью,
баранка, свернувшая в ужас,
прибита гвоздями к стволу.

Поминки здесь не видны,-
умчались друзья и родные,
лишь плачет свеча у земли,
оставленная живыми.

Чреда бесконечно погибших,
венками стоит и лежит
на наших дорогах загибших,
пересекающих жизнь.

июнь 2010
Москва-Смоленск

Viktorian, здорово.

Сергей Есенин

Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.

Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось.
Не волнуй того, что не сбылось, -
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу.
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

Vasilyev, спасибо. Обещаю не надоедать.
Когда много-много лет назад несколько смоленских композиторов попросили мои стихи для своей музыки, Юра Пашков откровенно на них цыкнул.

После глотков чистого воздуха- стихов Есенина, Пушкина, Евтушенко...- напрочь забрасываю перо и чернила на месяцы. Удивляюсь, как это Евтушенко не убили, хотя и сам он об этом пишет. А в принципе, поубивали всех тех, на кого надо молиться. Это наше солнце, душа.

М. Цветаева
***
Не хочу ни любви, ни почестей:

- Опьянительны. - Не падка!

Даже яблочка мне не хочется

- Соблазнительного - с лотка...


Что - то цепью за мной волочится,

Скоро громом начнет греметь.



- Как мне хочется,

Как мне хочется -

Потихонечку умереть!

(Июль 1920)

Viktorian, а здесь где-то дальше есть топик со стихами собственного сочинения.
Хотя, если ты себя комфортно чувствуешь себя здесь, среди корифеев..

fem, а еще есть форумы писателей, а еще есть любимые стихи, а еще есть... давно ушедшие.
Однако, я готов переписать себе стихи, любимых тобою поэтов. Книжки в магазине дорогие.

УМЕРЛА БЕЛЛА АХМАДУЛИНА

* * *
О, мой застенчивый герой,
ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
не опираясь на партнера!

К проклятой помощи твоей
я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней
ты спасся, незаметный глазу.

Но в этом сраме и бреду
я шла пред публикой жестокой -
все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой.

О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
бесстыжую моих потерь,
моей улыбки безобидность.

И жадно шли твои стада
напиться из моей печали.
Одна, одна - среди стыда
стою с упавшими плечами.

Но опрометчивой толпе
герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.

Вся наша роль - моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль - моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.
1960-1961

* * *
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
1959

Никогда не мог понять, чего это Ахмадулина полезла сниматься в кино "Живет такой парень". Фильм бездарный и тупой, совершенно не тянущий к героизму.

Екатерина Горбовская много чудесных стихов написала