ЛИТМАСТЕРСКАЯ

В невидимом пространстве интернета,
Где вместо звезд – далекие сердца,
Летит стихов огромная планета.
И этому полету нет конца.

Разгаданы законы притяженья,
Но до сих пор не могут объяснить,
Как строчек бесконечное движенье
Плетет стихов связующую нить.

Мелькают имена моих знакомых.
Их списки – неоткрытые миры.
Вошел… и вот я у кого-то дома,
Почти освоив правила игры.

Лети, лети прекрасная планета,
И пусть подольше жители твои
Друг другу дарят ощущенья света,
Надежды, откровенья и любви.

для людей под солнцем....инвалиды

...Мне кажется, что инвалидов и людей, работающих с ними, можно назвать героями. Ведь жизнь инвалида настолько сложна и порой несправедлива. Изоляция от общества, презрение, почему? Что людям сделали те, кто чем-то на них не похож? Инвалиды – тоже люди, они любят, радуются, стремятся к чему-то, и они имеют полное право жить, как любой другой человек!
Мало тех, кто как-то на деле помогает людям с увечьями, очень мало. Немного больше тех, кто их жалеет, не зная, что жалость для инвалида почти как кинжал в сердце. И думаю, что самый большой процент населения тех, кто ненавидит, призирает либо просто бездушно относится к ним.
Становится не по себе, осознавая, насколько жестоко нынешнее общество. Но инвалиды сильны духом!
- Это люди под богом - некоторые говорят о них так.
Но и кто-то утверждает, что ни произошли от самого Дьявола! Ну не бред ли!? Да, физически они могут быть сильно ограничены, но только не в своих талантах и способностях. Порой, из-за своего стремления жить, они достигают намного больше, чем любой другой здоровый человек. Они ценят жизнь, ценят её так, будто больше то у них и нет ничего, хотя, возможно, так оно и есть...

для людей под солнцем....инвалиды

...Мне кажется, что инвалидов и людей, работающих с ними, можно назвать героями. Ведь жизнь инвалида настолько сложна и порой несправедлива. Изоляция от общества, презрение, почему? Что людям сделали те, кто чем-то на них не похож? Инвалиды – тоже люди, они любят, радуются, стремятся к чему-то, и они имеют полное право жить, как любой другой человек!
Мало тех, кто как-то на деле помогает людям с увечьями, очень мало. Немного больше тех, кто их жалеет, не зная, что жалость для инвалида почти как кинжал в сердце. И думаю, что самый большой процент населения тех, кто ненавидит, призирает либо просто бездушно относится к ним.
Становится не по себе, осознавая, насколько жестоко нынешнее общество. Но инвалиды сильны духом!
- Это люди под богом - некоторые говорят о них так.
Но и кто-то утверждает, что ни произошли от самого Дьявола! Ну не бред ли!? Да, физически они могут быть сильно ограничены, но только не в своих талантах и способностях. Порой, из-за своего стремления жить, они достигают намного больше, чем любой другой здоровый человек. Они ценят жизнь, ценят её так, будто больше то у них и нет ничего, хотя, возможно, так оно и есть...

… Однажды слепой человек сидел на ступеньках одного здания со шляпой возле его ног и табличкой с надписью: “Я слепой, пожалуйста, помогите“.
Один человек проходил мимо и остановился. Он увидел инвалида, у которого было всего лишь несколько монет в шляпе. Он бросил ему пару монет и без его разрешения написал новые слова на табличке. Он оставил её слепому человеку и ушёл.
К концу дня он вернулся и увидел, что шляпа полна монет. Слепой узнал его по шагам и спросил, не он ли был тот человек, что переписал табличку. Слепой также хотел узнать, что именно он написал. Тот ответил:
- Ничего такого, что было бы неправдой. Я просто написал её немного по-другому.
Он улыбнулся и ушёл.
Новая надпись на табличке была такая: “Сейчас весна, но я не могу её увидеть“.

если ты считаешь, что ты пишешь прозу и сочиняешь стихи, излагая в них свои чувтва и пытаешься это до нести до других то это прекрасно. Зелёный свет на всех дорогах!!! Твори и совершенствуйся. Я тебя поддержу, мне нравятся твои зарисовочки </div>

Она сидела на скамейке,

И смотрела куда-то в высь.

Небо падало ей на голову,

Это её очередной каприз.

Она жила в своём мире,

В мире падающих звёзд,

Исчезающих за горизонтом,

И думала,что всё в всерьёз.

А реальность над ней смеялась,

Звонким смехом в ночи.

Почему так...Она не понимала,

И кричала громко:"Молчи!"

Её счатье в мире фантазий,

В этом сердце сказка живёт,

В которой звёзды не падают,

А совершают последний полёт.

И так проходили годы.

Она была всё одна.

А небесные звёздные своды

Скрыла серо-белая преграда-стена.

И снова в ушах этом шум,

И опять этот звонкий смех...

Она кричит: "Молчи!",

А санитары ускоряют свой бег...

…Женщины оставляют мужчинам на прощанье волшебные ночи. Женские следы на мужских сердцах. В ночь перед разлукой она целовала не так, как обычно. Ее поцелуи застывали на моем теле, словно снежинки на заледеневшем окне. Почему-то становилось холодно. Сейчас я понял. Прощальные поцелуи теряют теплоту. В них остывшая нежность расставания… В последнюю ночь она смотрела на меня не так, как обычно. Во взгляде отчуждение. Отчуждение наперекор любви. Она понимала, что ей пора, но всячески оттягивала час ухода. Борьба души и разума. Разум победил. Ушла. Сейчас я понял. Во взгляде перед разлукой нет тоски. В нем безмолвный протест. Протест против себя самой. Чувства проигрывают разуму. Чаще всего…

по многочисленным просьбам трудящихся
переименуйте тему в "Граф-о-Мань"

Никогда не умел и до сих пор не умею писать стихи, но года 3 назад, когда сторожем подрабатывал, часа в 2 ночи, лежа на раскладушке, сочинил такой вот "стих". Причем сочинял не на листке бумаги, а в заметках мобилы)))) Сразу извиняюсь за неправильность построения стиха и за ошибки, думаю главное не это, а сам смысл))
----------------------------------------------------------
Я открою холодильник, захотелось мне поесть.
Просто голод уж замучил, что теперь ни встать ни сесть.

Открывая быстро дверцу, издавая скрипа звук,
Я с улыбкой на всем теле там увидел только лук.

И не знаю, что мне делать, как вдруг выход я нашел.
Ведь поесть мне лука с хлебом будет очень хорошо.

Достаю я быстро хлеба, достаю я этот лук.
Не успел его порезать, как в мозгу случился глюк.

Вдруг я вспомнил, что сегодня мы идем с тобой в кино.
Не на то из зарубежных, а на наше: "Мимино".

Дальше было очевидно, варианты просчитать,
Или лука мне покушать, иль тебя поцеловать.
------------------------------------------------------------
ps. Про Хомяков супер!!!

Сказание о горе Шальной.

В те времена, когда люди летать умели, взбивать облака грозовые да журавлей за крыла и хвосты дергать, в одно царстве, в беспредельном государстве стояла гора. Раз, а то и два в столетие прибегали-прилетали к горе той единороги. Листья взметали, рогами мерились, копытами ручьи расплескивали, маленьких фей распугивали да случалось гномов зашибали... Шалили, в общем.
Из-за единорожьих шалостей и получила та гора имя Шальной, а все феечки и гномики в другие места переехали. Но гора сиротой не осталась. В избушке, высоко-высоко, поселилась девица красоты неописуемой, молодости неувядаемой. Стройна, аки сосна мачтовая. Умна, что твои знатоки. А груди-то какие! Прям ложись да помирай! И глаза... Синие-синие, словно не глаза, а впадины марианские.
Мужики да парни толпами к горе шли: девице в любви признаваться, предложение делать. Да только не всяк на Шальную взобраться мог, а кто докарабкивался — назад уж более не возвращался. И не видели их ясновидцы с ясновидицами ни в живых, ни в мертвых, ни среди червей, ни в чертогах божьих...Сколь не искали души заблудшие, а не могли найти. Ни в Яви, ни в Нави, ни даже в Прави. Однако, мужеские желания от этого не пропадали. Всегда и во все времена находились добры молодцы к горе Шальной и деве прекрасной неравнодушные.
И вот однажды, в наше столетие, взобрался на Шальную простой альпинист. Не искал он ни красоты неописуемой, ни богатств несметных, ни славы скоропалительной. Просто тренировался. Лез, лез по горе, да и долез до заветной избушки. «Дай, - думает, - отдохну маленько, с местными пообщаюсь, каков там на верхушке климат узнаю».
Зашел в избу — и ахнул! У окошка сидит девица. Глаза синие-синие, стройна, пряма и груди такие, что прям ложись да помирай! Сидит, пряжу прядет. Ногой по прялке стучит — веретено пряжу сучит.
Опешил альпинист, а девица не растерялась, предложила ему чай-кофе, омлеты-галеты, помыла, побрила да спать уложила.
Вот уж и полночь близится, а альпинист все никак глаз не сомкнет. Овец считает да слоников погоняет. Бессонница.
Взял тогда альпинист нож свой походный, банку тушенки да во двор вышел к колодцу: консервы есть и водой студеной, зубы ломящей, запивать. Чу! Слышит топот копыт... Тыгыдым-тыгыдым... Тыбыдым-тыбыдым... Все ближе и ближе, ближе и ближе... Глядь, несется на него во весь опор единорог! Зубы скалит, игогочет, убить альпиниста хочет! Рогом наколоть, зубами изорвать, копытами затоптать да в желудок свой огромный запихать.
Растерялся альпинист. Хотел было метнуть в зверя нож свой походный да со страху перепутал — метнул в коня рогатого банкой тушенки. Да так метко и сильно, что прямо в рог волшебный попал и его у корня обломал. Рог в девицу подбежавшую отлетел и проткнул ее. Насквозь и насмерть. Узрел сие единорог, издал крик протяжный, тоски полный, и издох тут же на месте. От разрыва сердца.
Альпинист лишь сединой отделался и с той поры всегда с собой тушенку носит. Ящиками. С тушеночного завода.
А на Шальной горе лыжный курорт отгрохали. Правда, на одной трассе, там, где раньше избушка стояла, туристы и даже профессиональные спортсмены часто ноги-руки ломают. Хотя, говорят, стоит взять с собой тушенки баночку, так все травмы мимо минуют. Вот только никто проверить этого не смог — неудобно, однако, с консервами трассу-то покорять.

Вот, из моего старого, прошу судить строго:

Дети разговаривают с родителями.
Дети знают, что говорить.
Говорят, что станут учёными,
Учителями,
Врачами,
Актёрами.
Маленькие чудовища,
Я знаю все ваши тайные помыслы.
В детском саду тихий час.
Дети ложатся в кровати
Закрывают глаза,
Но не спят.
А думают
О том, как вырастут.
Как вырастут и наслаждаются
Телами своими
И телами других.
Дети, мечты сбываются!

бодрость олгу, Вы напомнили мне такие строчки (не мои):
Твой опыт богаче,
Суждения строже.
Ты старше меня,
Потому что моложе.

И Ваши, и эти слова заставляют подумать о том, что самое интересное в жизни то, что на вырост (улыбка), то, что неизвестно. Любое хорошее и умное, втиснутое в рамочку, перестает удивлять. Искать интереснее, чем находить.

Незнайка, спасибо, но... не знаю, не знаю... может и так.

Ноктюрн цвета морской волны

- Синее.
- Ты не права, зеленое!
- Синее.
- Ну, какое же синее? Абсолютно зеленое. Темно-зеленое.
- Синее. Спасибо, что не сказал изумрудное…
Ласковое теплое сине-зеленое море легкой волной, почти не образующей пены, накатывалось на гальку и степенно отползало назад.
- Это тебе спасибо, что не обозвала голубым.
- Тебя? - Карие глаза, подчеркнутые длинными ресницами, искрились смехом. - Пока ты вроде бы не давал повода...
Ее сочные малиновые губы удивительно вкусны, если их запечатать долгим нежным поцелуем. Когда закончилась вечность, он медленно оторвался от сводящих с ума губ. Она открыла глаза.
- Синее.
Легкий беззаботный смех выдавал абсолютно счастливого человека. Он улыбнулся, вновь взглянул на море. И увидел, как долог был поцелуй.
- Золотисто-багровое.
Она высвободилась из объятий и тоже обратила взор к морю. Посмотрела на солнце, уже утонувшее нижним краем в воде.
- Золотисто-оранжевое.
- Багровое.
- Оранжевое.
- Ты знаешь, что про тебя Некрасов написал? - его голос прозвучал вкрадчиво, губы с трудом сдерживали улыбку.
- Знаю. Про коня и про горящую избу.
- Нет. Про тебя он написал – мужик, что бык - втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова…
Ее серебристый, словно звон колокольчика, смех полетел над морем. Тонкие руки медленно обхватили шею. Он почувствовал, что полная высокая грудь прижимается все сильнее и сильнее…

* * *

Виктор устало опустил руки, крепко сжал узловатыми пальцами острые колени. Сегодняшний сеанс вымотал до предела. Хотелось лишь одного – уснуть.
- Еще одна пара. Десятая за месяц, - тихо пробормотал он.
Оставалось сообщить в статистическое агентство о свершившемся факте взаимной заинтересованности мужчины и женщины. И помолиться, чтобы они оказались способными к деторождению.
И все-таки здорово, что его перевели сюда в специализированный центр. И помощника дали. Отличный парень, спокойный, молчаливый. Невысокий, широкоскулый, с густыми черными бровями, со странными разноцветными глазами. Никогда не спорит, со всем соглашается. Что попросишь - всегда старается сделать. Иногда, правда, может задать пару вопросов невпопад, от которых непонятно почему холодеет в груди, ну, да это мелочи.
Виктор вспомнил, как однажды, несколько месяцев назад брел по темной улице. Где-то в заросших палисадниках слышались трели сверчков. Иногда над головой проносились неясные тени летучих мышей. В одном из переулков он заметил парочку перебегавших дорогу кошек. Мир жил. И ему было все равно, останется ли с ним человечество или тихо исчезнет и забудется, как прочитанная книга.
А ведь еще лет пятьдесят назад все было по-другому. Как случилось, что люди престали интересоваться друг другом, перестали любить? Да что там! Даже замечать. Кто-то утверждал, что виной всему развитие виртуальности, другие говорили, что виной – обесценивание семейных ценностей, утрата традиций, третьи склонялись к мысли, что это естественный процесс – цивилизация изжила себя, и природные механизмы решили выключить Человека. Разбираться сейчас глупо. Все уже свершилось. И дело Виктора – бороться до конца, хотя может это уже агония. Но именно сейчас отступать нельзя, потому что в мире он один из немногих, кто может воздействовать на людей, пробуждать их интерес друг к другу. Его талант и есть тот крест, который он будет нести всю жизнь.

* * *

- Вы можете объяснить, что происходит? Без всяких научно-медицинских вывертов! Я двадцать минут беседовала с начальником отделения, но так ничего и не смогла понять. Он абсолютно не говорит на человеческом языке!
- Попробую, но сначала скажите мне, почему вы приехали только сейчас?
- Дела фирмы. Командировка затянулась, нужно было добить несколько контрактов.
- И второй вопрос, у вас есть дети?
- Нет, что вы! Когда? У меня открыты прекрасные перспективы для карьеры, только нужно работать…
- Ваша семья… Вы решили пожертвовать ею ради карьеры?
- Что вы такое говорите, доктор! Конечно, нет!
Высокая зеленоглазая брюнетка в деловом темно-синем костюме, смотрелась очень эффектно. Крой подчеркивал точеные формы фигуры, а расстегнутая на одну лишнюю пуговицу голубая блузка говорила, что ничто человеческое женщине не чуждо. Если есть время. И силы.
- А вы можете сказать мне миссис Старк…
- Ирэна.
- Что?
- Называйте меня Ирэной. От миссис Старк я устаю на работе.
- Хорошо Ирэна! Итак, вы считаете, что семья для вас важна?
- Конечно, что за глупый вопрос! Очень!
- Вы чаще всего работаете семь дней в неделю, домой возвращаетесь иногда за полночь. Это семейная жизнь?
- У меня два отпуска в год по две недели.
- Да, но в предпоследнем вы пробыли два дня, а потом вышли на работу. В последнем – ни одного.
- Это так, доктор, но откуда вы все знаете? Виктор рассказал?
- Нет, не Виктор. Вас не было, фирма наотрез отказалась сообщать, где вы – коммерческая тайна. Нам пришлось собирать сведения своими силами. Иначе не смогли бы помочь вашему мужу.
- Ну, и зачем это нужно? Можно было просто расспросить Виктора. Вряд ли он бы стал от вас что-то скрывать.
- Наверное. Только… только он не помнит вас, Ирэна!

* * *
До перевода сюда Виктор жил в небольшом умирающем городе. Единственный сосед на весь квартал – старик Андрей – ютился в доме напротив. Как-то вечером, после очень удачного сеанса воздействия на очередную пару, Виктор стоял у подъезда и размышлял - зайти к соседу или пройтись по кварталу, уже давно ставшему его «крепостью». Так он и называл все двенадцать многоэтажек, похожих на кем-то забытые доминошные кости, поставленные на ребро. Однажды кто-то толкнет первую…
Сделав выбор, Виктор нырнул в темный подъезд. Старик когда-то жил на последнем – девятом этаже, но пару лет назад лифт сломался, а мастера так и не прислали. Наверняка решили, что трудности одного человека не стоят затрат. С тех пор сосед перебрался на второй этаж, первый показался слишком сырым. Старик даже мебель не стал брать, только попросил Виктора помочь перенести книги.
Дверь по обыкновению оказалась открытой, со стороны кухоньки слышалось стариковское шарканье. Виктор разулся, аккуратно поставил старые кроссовки в один ряд с начищенной обувью хозяина.
- Витя, это ты? Как раз вовремя. Заходи! - голос старика дрожал от волнения, и Виктор заподозрил неладное.
Андрей выглядел взбудораженным, жидкая шевелюра взлохмачена, глаза горели, а руки беспрестанно теребили замызганное кухонное полотенце.
- Что случилось?
- Пока ничего. Но случится. Скорее всего, сегодня.
Встретив недоуменный взгляд, старик пододвинул ветхий блокнот.
- Открой последнюю страницу.
Старая бумага сопротивлялась, и Виктору потребовалось некоторое время, прежде чем он смог прочитать короткую запись. Сегодняшнее число. Судя по блокноту написанное давным-давно.
- Что это?
- Это… Как тебе сказать? Однажды мы с женой договорились написать день смерти друг друга. Мы загадали, если сойдется, значит, умрем в этот день вместе, даже если придется помочь старухе с косой.
- Странные игры.
- Мы были молоды и любили. Тогда это казалось чем-то очень важным.
- И теперь ты думаешь, что умрешь сегодня?
- Уверен. Эту дату написала она. А на первой странице - написанная мной. Именно в тот день она и умерла. Как видишь, я не ошибся…
- Она покончила с собой?
- Нет, просто не проснулась… У меня просьба, ты бы не мог передать вот это…
Он достал из кармана жилетки золотой медальон на тонкой цепочке и раскрыл его.
- У меня есть дочь. Мы не разговаривали с тех пор, как умерла Анна. Здесь, вся наша семья. Счастливые. Возьми. Не хочу, чтобы утилизаторы забрали.
- Я передам. Где ее найти?
- Она дежурит на Северном кордоне. Там, где лес наступает на город… Ее зовут Светлана. А сейчас иди. Мне надо побыть одному.
Виктор сжал в кулаке медальон, ладонь обожгло, и что-то острое кольнуло в груди. Не говоря больше ни слова, он вышел. А старик остался сидеть над раскрытой коробкой, перебирая бумаги и разглядывая фотографии.

* * *

- Что вы сказали?
Доктор оторвался от экрана. Ирэна, вдруг, обратила внимание, какое у него некрасивое лицо - широкие скулы, слишком густые черные брови. И глаза странные: один - карий, а другой - голубой. Как только она не заметила этого раньше?
- Извините, Ирэна, я смотрел последние данные…
- Я мешаю?
- Уже нет, так что вы спрашивали?
- Почему у него такая странная модель поведения? С чего бы это?
- Ну, здесь как раз все понятно. Он часто думал о том, что если все семьи будут, как ваша, то через пятьдесят лет человечество вымрет. А потом, когда психика не выдержала, он ушел в будущее. Придуманное им самим. Чтобы спасать человечество.
- Значит, только я одна виновата?
В комнате повисла тишина.
- Доктор, не молчите! Скажите, что-нибудь!
- Он вас очень сильно любил. Безумно! Наверное, часто ждал с работы с цветами, и ужинать без вас не садился?
- Да. А меня зачастую хватало только на то, чтобы провести ладонью по его щеке, принять душ и рухнуть в кровать.
- А он ковырялся в тарелке с остывшей едой, потом прибирал стол и с надеждой, что завтра ему повезет больше, тихо ложился рядом, боясь потревожить ваш сон.
- На диван.
- Что, простите?
- На диван в гостиной ложился, чтобы не разбудить меня.
Они замолчали. На этот раз тишину нарушил доктор.
- Мы что-нибудь придумаем. Но нужно время. Наберитесь терпения Ирэна.

* * *

- Доктор, уже прошло два месяца, но ничего не меняется. Может нужно еще подключить кого-нибудь? Может, еще нужны деньги? Не стесняйтесь, говорите!
- Нет, не нужны. А чем вам так хуже? Только разве что ужина дома нет. Но вам ведь не привыкать к кафе?
Ирэна не обижалась. Все справедливо. Хотя мог бы быть помилосерднее, врач все-таки, хоть и психиатр.
- Знаете, доктор, мне всегда казалось, что такая жизнь с моей бесконечной работой явление временное. Вот стану старшим менеджером филиала, и все изменится. Сейчас тоже думала, вот еще полгода, ну, год максимум, стану руководителем региона, и все будет по-другому. Пусть подчиненные работают, а я в шесть часов домой, уикенд за городом, отпуск в Австралии, чтобы никто не достал. А сейчас поняла, что все это несбыточные мечты. Химера, ловушка цивилизации. Так и буду всю жизнь гоняться за перспективой, должностью, новыми деньгами. А жизнь уйдет! И детей может не быть никогда.
- Ирэна, но это ваша жизнь. Вы выбрали ее сами.
- Да, и теперь понимаю, что была полной дурой. Чтобы понять, как мне дорог Виктор, ему нужно было попасть в психушку.
- Вы это серьезно?
- Да, и детей хочу! Не просто детей вообще, а конкретно от Виктора.
Доктор внимательно смотрел в глаза Ирэне, словно пытаясь проникнуть взглядом в ее мозг.
- Тогда… - он сделал продолжительную паузу, будто взвешивая все за и против, - тогда я, наверное, смогу помочь вам.
- Он вспомнит меня?
- Нет, это невозможно. Он вспомнит все до момента встречи с вами. И забудет то, чем живет сейчас.
- И что?
- И все. Вы ведь на шесть лет младше мужа?
- Да.
- Вычеркнем четыре года вашей совместной жизни, которые привели его в нашу клинику, и будете моложе только на два!
- Вы думаете…
- Не напрягайтесь, это произойдет не завтра, а через две недели. Я успею все подробно объяснить. Просто вы опять случайно встретись и он не будет ничего помнить о четырех последних годах своей жизни.
- А вдруг… - Ирэна была явно смущена, - я не понравлюсь ему? За эти четыре года я так постарела…
Доктор опустил взгляд к одетой по случаю жары короткой юбке Ирэны. Медленно поднимаясь вверх, он буквально пожирал ее глазами. И когда Ирэна, наконец, поймала его плотоядный взгляд, то чувствовала себя уже полностью раздетой. Кровь ударила в лицо, но врач уже смеялся, так заразительно, что она поняла, зачем он это сделал, и тоже засмеялась, но несколько смущенно.
- А вы и, правда, гениальный психиатр. Думаю, у меня теперь много лет не появится мысли, что кто-то сможет устоять передо мной. Сколько я должна за сеанс?
- Спасибо, что по лицу не съездили. Итак…

* * *

- Синее.
- Ты не права, зеленое!
- Синее.
- Ну, какое же синее? Абсолютно зеленое. Темно-зеленое.
- Синее. Спасибо, что не сказал изумрудное…
Ласковые волны накатывались на прибрежный песок и, негромко шурша, отползали назад.
- Это тебе спасибо.
Сочные малиновые губы Ирэны удивительно вкусны, если их запечатать долгим нежным поцелуем.
Неожиданно она вскрикнула и отстранилась от Виктора.
- Что это у тебя такое жесткое? - спросила Ирэна, ощупывая нагрудный карман рубашки.
- Не знаю, сейчас посмотрим!
Пальцы Виктора медленно разжались.
На ладони багровым огнем горел золотой медальон на тонкой цепочке.

Владимир, разрешите несколько комментариев.
Мне кажется, что Ваши тексты не хуже и не лучше того, что девятым валом лежит на книжных полках. Наверное, это могут быть наброски романа, где главный герой-врач, измучившись душевно на своей работе, нахоит разноцветность мира рядом с чудесной девушкой и морем, передающим всю мозаику жизни. Все вроде бы хорошо и правильно.
Но, как мне кажется, у Вас есть предложение поверить в придуманный мир. Вроде бы этим литература и занимается. Но в отрывках я не почувствовал следы авторской души. А поверить в придуманный мир не очень получается, даже с учетом его разноцветности. Да и какие-то образы написаны словами, которые подзатерты от частого употребления.
Пардоньте, критиковать всякий может. А вот самому написать. Я пока думаю о подобной работе. Так что все сказанное, наверное, больше попадает не в Ваши наброски, а в мои, которые еще даже не написаны. Хочется не столько конкурировать с реальностью, сколько передать свои ощущения о ней.

Ну разумеется.

У редакторов журналов трижды издавших на бумаге этот рассказ несколько другое мнения, ну да бог с ними, с редакторами.

А вот это уже интересно. Скажите, зачем вам авторская душа? Разве у вас нет своей?

Ну что делать - убедить в реальности придуманного мира ВСЕХ, не под силу даже господу богу.

А вот от этого я хотел бы вас преостеречь. Смею утверждать, что ваши личные ощущения совершенно не нужны читателям. У них есть свои, и в немалых количествах.

Спасибо!!

На легкую софистику, разрешите, не отвлекаться. Не хотелось бы сводить разговор к карнавальности.
Ваша точка зрения понятна. Но все-таки я останусь при ранее высказанной.
Литература, которая пытается конкурировать с реальностью, создавать ее, была, есть и, наверное, будет. Но современная литература и просто хорошая всегда АВТОРСКАЯ! Если хотите, это даже стриптиз той самой души автора. Лучшее в литературе от Гомера до наших дней имеет не автограф, а личностное клеймо! Именно личные ощущения автора и рождают личные впечатления читателя.
Любой теоретический спор о литературе, впрочем, бессмысленная штука. Спасибо за интересное для меня общение. Не подумайте, что в нем желание вас учить чему-либо. Для начала я должен написать что-нибудь художественное. Да и потом права давать оценки вашим произведениям у меня, конечно же, нет. Вспоминается хороший совет одного из писателей: "Никто никого писать не научит!" (улыбка)
Творческих вам свершений!

Re:

Хорошо сказано! Я тоже ММОЧ и хочу исполнить свой долг,а также поздравить женскую половину человечества с днем 8 марта!

8 марта

На Востоке падишах
В наше время жил
Да простит его Аллах
Что порой грешил
Для греха гарем имел
Соразмерно титула
И зайти в него не смел
Даже сам Мулла!
Все бы было ничего
Если бы не старость
Появилась у него
Во всем теле вялость!
Стал он реже заходить
К девам полногрудым
Что же делать и как быть
В этом деле трудном?
Ну, еще одной иль двум
Как-нибудь с Виагрой
Он еще б свечу задул
Но как быть с оравой?
Стало женам невдомек
Что за безобразие
Их законный муженек
На них не залазит?
Вот отправили они
В ООН петицию
Чтобы там им помогли
Применили санкцию
Потеряли тетки страх
Вот беда с прогрессом
Испугался падишах
Слег в постель от стресса
А как только отошел
Он от потрясения
Прямиком в гарем пошел
Чтоб принять решение
В ряд один построил всех
Приказал раздеться
Вот так радость и успех
Чаще бьется сердце!
А теперь он им сказал
Повернитесь задом
Перед строем этим встал
Обведя всех взглядом
Наклонится повелел
И пошел вдоль строя
Что могу... им говорил
В попку лишь целуя!
Говорит о том мой стих
В форме анекдота
Падишахом быть у них
Трудная работа!
Вас поздравить с женским днем
Встали мы здесь тоже
Стол, закуска, что на нем
Это все, что можем!

(Курильский)

Re:

Вместе весело шагать по просторам.....Пошел в догонку!

Райская идиллия

Как посмотришь на природу
Все кого-нибудь да жрут
И уже не лезет в морду
Все равно в нее суют!

Да природа - это прорва
Много в ней ходов и дыр
Дарвин все назвал отбором
Уходя в загробный мир

Там идиллия, наверно:
На носу сидит комар
Но не кровь он пьет из вены
А божественный нектар!

На лугу не гадят козы
И навоз не режет нос
Ароматно пахнут розы
Удивительный этнос!

А комарик то мешает
На идиллию смотреть
Вот и я теперь решаю
Гнать его или терпеть!

Если гнать, его обидишь!
Если бить, то где же рай?
Вот такой там райский фетиш
Ну, что хочешь выбирай!

На меня идет корова
Видно хочет бодануть
И глаза глядят сурово
Не намерена свернуть!

А комар лишил обзора
Влево, вправо ли бежать
Обойдусь без приговора
Он кусать, а мы бодать!

Нос подставил я корове
На него принял удар
Мне не надо лишней крови
Пал, забоданный комар!

Но проснулся от озноба
Сел спросонья на кровать
Что-то булькнуло в утробе
Эх, чего бы мне сожрать!

(Курильский)

Семен Кузьмич, а кто модератор в Литмасе?

Вот решился опубликовать небольшую поэму. Написана по воспоминаниям моих родных. Моей дорогой мамочке Зайцевой Валентине Фирсовне посвящается!

Мамины пельмени

Моя мама сибирячка
Есть село там Лушниково
В карте маленькая точка
Мало кто слыхал такого?
Жили люди не тужили
На сибирской, на земле
В сердце не было печали
Да вот скрылось все во мгле
Наезжали комиссары
Те, что скинули царя
Не везли они товары
Лишь декреты октября!
Болтуны и трубадуры
Будоражили народ!
Обещали каждой дуре
Мужика и в год приплод
Налетай, читай декреты
Бога нету, к черту рай!
Если плохо ты одетый
У богатого снимай!
Землю всю даешь крестьянам!
Фабрики рабочим дать!
В светлом мире коммунизма
Будет всем нам благодать!
По-другому, все же вышло
И Сибирская земля
Ощетинилась от вышек
Между вышек лагеря!
А, на фабриках рабочие
От работы дохнут!
На земле крестьяне
С голодухи сохнут!
Не судьба погнала Фирса
Комиссар загнал в колхоз
На коммуну там трудился
Дети есть хотят до слез
У Фирсая с Пелагеей
Много деток на печи
Все от голода болеют
Хоть кричи, хоть не кричи
Шура, Петр, Иван, Ульяна
Василиса да Семен
Все вставали утром рано
И шли к людям на поклон
Василиса или Валя
Моя в будующем мать
Самой младшей имя дали
Чтобы ей прекрасной стать!
И она была красивой
Вместе с мамою своей
Где бы хлеба не просила
Не отказывали ей!
До чего же не понятно
И загадочно для всех
Это русское крестьянство
Что кормило вся и всех!
Но тогда сказал товарищ
Эй, кулацкий элемент
Разве ты не понимаешь
Политический момент
Там рабочий голодает
Не работает станок
А ты с мясом щи хлебаешь
Хлеба ешь большой кусок
Революция на убыль
Во всем мире вдруг пошла
А тебе бы только прибыль
Да хозяйские дела
Должен ты кормить рабочих
Он сегодня гегемон
А кормить его не хочешь
Ну, тогда тебе гомон
Прислоним тебя мы к стенке
Зачитаем приговор
Что уже дрожат коленки
Выводи его во двор!
Мужики, что помоложе
За кушак воткнув обрез
Кто пораньше, кто попозже
Подались на волю, в лес!
Продразворстка, продналоги
Множили ряды бойцов
Шли обозы по дороге
Хлеб везли для городов
Этот хлеб горячим потом
Земля дала мужику
Чтоб отдать его солдатам
Комиссарам из ЧКу?
Не за что мужик не может
Хлеб родной отдать без слез
И обида людей множит
Нападавших на обоз!
Ну а детям, как быть детям
Коль убит отец и мать?
И решили их Советы
Беспризорниками звать!
На борьбу, на беспризорность
Лучших бросили борцов
Где тут жалость, где законность
Сажай в тюрьмы пацанов!
Ленинцы детей любили
Но своих, а к тем чужим
Им, те чувства чужды были
На дороге в коммунизм!

(продолжение следует)

Курильский, Мамины пельмени хороши. Жду продолжения.
8 марта - саркастично, образно, но не цепляет, а скорее смущает.

Курильский, Мамины пельмени хороши. Жду продолжения.
8 марта - саркастично, образно, но не цепляет, а скорее смущает.

Продолжаю...

Ну, а Фирс от тяжкой доли
Заболел и в хате слег
В муках, корчился от боли
Он семью кормить не мог
Так и сгинул Фирс в горячке
В зиму лютую, на пост
На колхозной старой кляче
Был отвезен на погост!
Где теперь его могила
Не узнаю никогда!
У меня два деда было
Это позже, а тогда.
Дед другой, из Пустосела
На другом конце Руси
Не сидел тогда без дела
Он по миру колесил
Был забрит мой дед в солдаты
Тогда парень молодой
И отправлен не куда то
В пекло первой мировой!
Мог ли думать он парнишка
Из смоленского села
Что б солдатская теплушка
Аж, к Парижу довезла?
Ни полушки на билеты
Не потратил он тогда,
А с иголочки одетый
Маршем шел по городам!
Восторгалися французы
Браво русские, виват!
А в глазах у наших, слезы
Что ж не весел ты солдат?
Смотрит он вокруг угрюмо
Вот живут, ядрена мать!
Это кто же так удумал
За французов воевать!
Марш закончили в окопах
Здесь Арденны, там Париж
Прошагал он пол-Европы
Поднимать царя престиж!
Николашка царь ущербный
Говорили мужики
И зачем нам эти Сербы
Что б за них губить полки?
Ну а немец или швабы
Так и лезет, так и прет
Все имеет: дирижабль
Чудо танк и пулемет!
А у наших- трехлинейка
Только дергай, заряжай
И гуляет смерть-злодейка
Собирает урожай!
Словно ржа вползла зараза
В блиндажи по всем фронтам
И была страшнее газа
Для души фронтовикам!
Мужики войну кончаем!
Капитал для всех нас враг
Угощайся немец чаем
Царь дурак и ваш дурак!
Потихоньку из подполья
Хоть в закрутку мужикам
Шли газеты тайно с воли
Их везли большевикам!
И росло в груди сомненье
Словно жито в борозде
Может прав товарищ Ленин?
Он поможет нам в беде?
Если б знал солдат в ту пору,
Что продался большевик
Устоял бы под напором
Не воткнул бы в землю штык!
Агитацией ослаблен
Дрогнул под напором фронт
Кто убит, а кто изранен
Всех взял немец на учет!
Эх, Тимоха ты Тимоха
К басурманам в плен попал
Знать стрелял в бою ты плохо
Если в строй плененных встал!
Только Бог один осудит
Угодивших в плен солдат
Не суди, судим не будешь
Даже если виноват!
Погрузили пленных в трюмы
Православный прощай мир!
Через море прямо к югу
Так попал мой дед в Алжир!
Слово сладкое Сахара
Он заполнил на всю жизнь
Как стал черным от загара
И песок, куда не плюнь!
Впрочем, плюнуть было нечем
На вес золота вода
Ну и солнце! Хоть бы тучи
Прилетели бы сюда!
А в России царя нету
Надо ж, сбросили царя
Разносилися по свету
Все декреты Октября!
Вести были долгожданны
Не известно, как дошли,
Словно вилы в копну сена
В душу каждого вошли
Землю там дают крестьянам
Фабрики берут рабочие
Да и греться больше нам
Здесь уже нет мочи!
Вот и сдернули на пару
Друг француз и Тимофей
Беглецам помог в ту пору
Знойный ветер суховей!
Здесь Самумом величали
Ветер, всех сбивавший с ног
Когда кружится клубами
Сплошь кругом один песок!
И пока перед охраной
Из песка стоял барьер
Шли два друга по барханам
Путь держа на Север!
Вот и порт Александрия,
А в карманах ни гроша
На флагштоках флаги реют
Нету русских, ни шиша!
Ночью влезли на стоявший
Под загрузкою корабль
Забрались в какой то ящик
Эх Арабия, прощай!
Век не видеть бы арабов
Марокканцев и алжирцев
С ними заодно и швабов
Или просто немцев!
Говорят, не зарекайся
И тем более, вдвойне
С немцем снова повстречаться
Довелось в другой войне!
А пока от страшной жажды
Вышли беглецы наверх
Повезло им, у команды
Капитан был - старый грек!
Он, рачительный хозяин
Их не выбросил за борт
Но работать все ж заставил
До захода в первый порт
Швабра, что винтовка
Двигай и врага коли
Только тряпка вместо штыка
Палуба - взамен земли
За бортом волна гуляет
Проплывают острова
Он названий их не знает
Все мудреные слова
Много миль в волнах осталось
За бортом у моряков
Вот и бухта Термаикос!
Здравствуй рейд Солоников!
Здесь в Солониках на пирсе
Испытал судьбы удар
С другом он навек простился
Тот сказал «аревуар»!
А Солоники радушно
Приняли фронтовика
Там и встретилась к тому же
Деду моему гречанка
Был тогда он в сердце ранен
С неба пущенной стрелой
И не дед, а ладный парень
Еще очень молодой
Он в объятиях любимой
Много времени провел
Позабыл и дом родимый
И деревню Пустосел!
Точно так же Одиссея
Опьянил любви дурман
Он в Калипсины объятия
Угодил, как зверь в капкан!
В мире этом повториться
Все должно еще не раз,
Но позвольте возвратиться,
И продолжить свой рассказ
Как велит обычай, Фирса
Помянула вся родня
И осталась Василиса
С матерью своей одна!
Разбрелись по свету братья
Сестры к людям ушли жить
А они, собрав лохмотья
Пошли милостыню просить!
А у Фирса по хозяйству
Все трудились, стар и мал
Дело трудное крестьянство
Только сильный выживал!
Таким был и Фирс Филатов
Он хозяйствовать умел
Жил не бедно, не богато
Кашу с маслом, каждый ел!
Мясо на столе, не праздник
Исключенье- только пост
Ну, а детям с рынка пряник
Каждый знал, отец везет!
Бил под зиму Фирс скотину
Хоть был полон сеновал
Что запас не ломит спину
Знает тот, кто зимовал!
Эх, сибирские морозы
До чего ж, вы крепки!
Замерзают даже слезы
В маленькие льдинки
Собиралась возле печки
Вся семья в такие дни
И лепили на дощечки
С теста пельмени
Деревянной ложкой клали
Фарш на тестяной кружок
И руками заплетали
В виде солнышка венок!
В ряд пельмени ставили,
Накрыв полотенцем
Из избы их выносили
Заморозить в сенцы!
Словно от лото костяшки
Высыпалось все в мешок
Чтобы на обед без спешки
Их отправить в чугунок!
Вот и Валю-Василису
С малых лет учила мать
Что добавить нужно к мясу
И как тесто замешать!
А в рецептах Пелагеи
Был секрет один простой
Вкусны будут пельмени
Если сделаны с душой!
Ни в кафе, ни в ресторане
Ни в гостях, куда ходил
Моей мамы пельменей
Я вкусней нигде не ел!

Вот такие пельмени...

А это стихотворение решил опубликовать в литмассе из-за землетрясения на моей родине.Нет не Японии! Мой отец-военный летчик закончил вторую мировую войну на Курилах.На о.Итуруп находился сначала японский, потом наш аэродром.Так вот, когда в 1948 году отца перевели на новое место службы в г. Ленинакан (АССР), то буквально после нашего отъезда на остров обрушилось Цунами такой силы,что буквально все смыло с острова.Погибло много людей и из летного полка.

Курилы

Эх Курилы, вы Курилы
Жаль, что вас не помню я
Все равно, мне сердцу милы
Эти дальние края!
Кунашир и Шикотан
Итуруп, Уруп
Бьется Тихий океан
В каменный уступ
А в кильватерном строю
Острова в тумане
Вахту там несут свою
В Тихом океане
Ну, а остров Итуруп
Для меня стал крестником
Перерезал здесь мой пуп
Фельдшер с Буревестника
В земляной времянке
Возле поля летного
Пеленала мать ребенка
Парашютным шелком
В печке слышался треск дров
Ураган ревел за дверью
И волна качала остров
Вместе с колыбелью
Детство давнее, родное
Улетело в море птицей
Итуруп мое гнездовье
Я его частица!

Прочитал и слезы навернулись, старость....

Курильский, таким стихом Вы идеально дополняете свой ник. В стихотворной стихии замечательная искренность, интересные реальные факты биографии.
Еще Ваше творчество позволяет высказать мысль, которая давно мне кажется важной. Мне кажется, что наше время, может быть, порождает искусство для двоих, для немногих. Это не означает, что оно не может стать эпосом, лирикой для миллионов. Но первоначально оно пишется для самых близких. Самый массовый пример, наверное, смс-сообщения.
Классика, конечно, останется классикой. Но искусство от сердца к сердцу между близкими людьми еще больше помогает сближаться, понимать друг друга, делает людей счастливее, если угодно.
Завидую Вашим близким! А Ваша мама знала эти строчки?

Незнайка, спасибо за добрые слова, сказанные в мой адрес! Сочинительством начал заниматься с 2000 года после областной больницы.Перенес 4 операции и 2 реанимации. Чудом выжил! А вот мама после этого, как то сразу состарилась. "Мамины пельмени" я ей подарил на ее 80-летие. Ей стихи нравились. Пишу для себя в стол, по настроению. Сегодня настроение не очень.

Смерть

Одинокий вечер в доме
Рюмка водки на столе
Может кто-нибудь и вспомнит
Постучится в дверь ко мне?
Вот и стук раздался долгий
Открывай хозяин дверь
Смерть с косою на пороге
Хочешь, верь или не верь!
Что ж ты бабушка с косою
На дворе еще снежок?
А я сыночек за тобою
Собирайся в путь дружок!
О тебе старушка ходит
Нехорошая молва
У того к кому приходишь
Отлетает голова!
Далека ли путь дорога
Смерть нежданная моя?
Выпей ты со мной немного
За кончину бытия!
Чай продрогла в непогоду
На работе день и ночь?
И тебе хочу, ей Богу!
Напоследок, я помочь!
Выпей водочки со мною
Отложи пока косу
Я огурчики открою
И нарежу колбасу!
Угощайся, не стесняйся
Водка мягкая, что шелк!
Не с кем даже попрощаться
Ну, давай на посошок!